Через некоторое время выяснилось, что у Руби в старости высвободилась уйма времени на садоводство.

Хельга от скуки (беременным почему-то категорически запрещалось ходить на работу) проводила время то на рыбалке (в доме на стенах заметно прибавилось рыбьих чучел), то на
огороде, заботливо выращивая особые кустики: с плодами жизни,

смерти,

огненными фруктами и денежные деревья.

Успехи Руби на музыкальном поприще

не могли не вызывать раздражённой реакции Фреда, поскольку тот привык быть единственным кормильцем в доме. Впрочем, у Фреда на профессиональном поприще тоже случались успешные
события,

но теперь к весёлой группе приятелей-соседей присоединилась новая знакомая Фреда – смерть.
Фред так и не смог понять, как он ухитрился влипнуть в эту историю. С чего он решил, что может справиться с починкой стереосистемы, хотя вся свою сознательную жизнь он
максимум что делал, так это менял краны.

и буквально через несколько минут почувствовал резкий удар,

а придя в себя, обнаружил рядом фигуру в чёрном плаще с совершенно безвкусным кулоном, хотя в данный момент шутить сил не оставалось, поскольку редкая возможность увидеть
собственное надгробье не располагало к шуткам.

Смерть оглядела его с ног до головы и сказала, что Фред настолько жалок в роли злодея и смешон в своей невезучести, что она, Смерть, согласна дать ему небольшую отсрочку и
прийти за ним в другой раз.

Очнулся Фред рядом с недочиненной стереосистемой

и от избытка чувств тут же грохнулся в обморок.

В следующий раз придя в себя, он резонно заметил, что двум смертям не бывать, и продолжил копаться в системе. Фред никому не рассказывал о своей встрече, но после неё он
начал задумываться о том, что жизнь подошла к концу, оглянуться не на что, жена дура, дочь – жирная скотина,

про тестя и говорить не стоит,

а рождение внука представляло собой лишний повод к шуму и грязи в доме, от которой, признаться, он уже успел отвыкнуть. Самое поганое заключалось в том, что в награду за
выполненную работу, которая едва не стоила ему жизни, Фред получил от хозяина стереосистемы такое, что и назвать-то стыдно.

Устроив скандал в чужом доме

и приняв там же ванну для полноты чувств,

Фред отправился домой, где в очередной раз разругался с супругой

по поводу полученной ею награды за выращенные отличного качества овощи и фрукты.

Лично его, Фреда, полученные Руби в подарок диковинные семечки не интересовали, а название типа «цветок смерти» с недавних пор вызывало нездоровую реакцию.

За криками, скандалами визитом смерти рождение ребёнка третьего поколения семьи Аддамс прошло незаметно. Причём незаметно в буквальном смысле слова: когда занятая прополкой
своих любимых денежных деревьев Хельга почувствовала приближающиеся роды, то кричать было бесполезно, потому что в доме все были заняты тем же самым (криками и руганью). Поэтому
Амадей родился здесь, под денежными деревьями, оглашая окрестности своими криками, участвуя в общесемейном хоре «Кто кого переорёт».

В итоге юный Амадей так и остался сам по себе, свой собственный: Хельга занималась садом, карьерой и впоследствии мужчинами,

папаня Даллас постарел,

но по-прежнему свободное время своё шакалил по домам в поисках, чего бы умыкнуть, дед активно готовился к загробной жизни и даже научился испускать специальное адское сияние,
которое практичные Аддамсы научились использовать в качестве бесплатного источника света на кухне.

Руби? Руби здорово постарела и всё свободное от музыки время вместе с дочерью работала в саду. Кроме того, в конце своей жизни она почти полюбила своего мужа, и, чувствуя
приближение конца, переживала за Фреда.
Итак, юный Амадей рос как законченная сиротинка.

Все взрослые члены семьи пытались любыми способами увернуться от процесса воспитания, и когда им это не удавалось,

злились изо всех сил. Особенно усердствовал Фред, отчаянно завидовавший Амадею, что у того вся жизнь впереди.

Назвать Хельгу образцовой матерью не мог даже откровенный лжец, поскольку та ухитрялась даже заниматься сексом в присутствии ребёнка (или, по крайней мере, его имитацией).

Он, пожалуй, единственный, кто совершенно спокойно пережил смерть Фреда:

никто не любил старого негодяя, но все Аддамсы настолько к нему привыкли, что, потеряв его, искренне оплакивали Главного Злодея Риверсайда.
Безутешная вдова Руби

отправилась на кладбище,

где в честь своего ушедшего супруга устроила скандал с потасовкой,

отмутузив местных привидений, думая, что Фреду бы это понравилось.
Хельга тоже рыдала, хотя при жизни, мягко сказать, недолюбливала отца.

Но тот ушёл так же, как и жил: громко, со скандалом, ухитрившись назначить на время визита смерти им же самим подготовленное ограбление,

вследствие чего смерть с удовольствием наблюдала, как Хельга вместе с полицейским ловят преступника.

Похоронная церемония была скромной, и, поуспокоившись по поводу «потери кормильца», семья стала приходить в себя, с гомерическим хохотом встретив предложение воскресить
Фреда. Амадей наконец-то вырос,

унаследовав от отца телосложение и взгляд бесцветных глаз от деда.

Получив возможность самостоятельно перемещаться по дому, мальчик начал примерять на себя роль старшего мужчины семьи, так как даже младший школьник понимал, что Даллас на роль
старшего в семье Аддамсов подходил не лучше, чем любимая плакатная корова. Буквально через несколько дней тихоня Даллас боялся выглянуть из своей комнаты,

а Амадей всерьёз занялся матерью

и бабкой,

хотя и понимал, что в отличие от слабака папани здесь ещё предстоит многое сделать и простым фирменным «Ша, пипетка!» уже не обойдёшься.

вырос сумрачным и необщительным;

дома ему было не с кем разговаривать,

но, как выяснилось, и в городе никому не было дела до измученного эдиповым комплексом мальчика.

Робкие попытки найти понимание среди жителей городка практически сразу привели к ещё большим проблемам.

Основываясь на старом добром правиле «меньше знаешь – крепче спишь», жители Риверсайда категорически отказывались выслушивать жалобы младшего Аддамса.

В принципе, их можно было понять: в их памяти оставалась Дайна Каспиан, которая вследствие излишней добросердечности зашла на участок, чтобы послушать жалобы старичка Далласа
на, мягко скажем, либеральное поведение его жены.

Минут через 15 дражайшая супруга Далласа, Хельга, проснулась и вышла во двор. Только теперь Дайна поняла, какую глупость она совершила, придя в этот дом;

опрометью бросилась она бежать в надежде, что тучная Хельга её не догонит. Наивная, она и представить себе не могла, что последует за этим неудачным визитом! Хельга
действительно не стала преследовать эту дурочку, зато, чуть погодя, нанесла ответный визит,

в результате которого хозяин дома подвергся унизительным домогательствам, сделавшим его на неделю импотентом. То, что домогательства происходили на глазах изумлённой супруги,
госпожу Аддамс ничуть не беспокоило.

Сама же Дайна получила удары по лицу от разъярённой отказом Хельги.

Поэтому теперь жалобы Амадея по поводу беспутного поведения матери

и бесправного положения отца

воспринимались жителями городка как изощрённая провокация Хельги.

Бедолага Амадей в качестве единственных слушателей получил рыб местного хозяйства.

Забегая вперёд, можно сказать, что жители Риверсайда зря отказали в понимании и сочувствии молодому Аддамсу, и если раньше он более всего ненавидел свою мать, то теперь это
место в его сердце заняли обитатели городка. Уж чего, а планировать злодеяния и вершить месть Аддамсы умели, и новые поколения впитывали эти навыки с молоком матери.
Настала пора неунывающей рокерше Руби

вспомнить о вечном. Очень часто она рыдала у могилы мужа,

а по ночам долго-долго смотрела в небо;

более того, она умудрилась открыть новую звезду и назвала её, конечно, именем мужа.

Внук видел в ней союзницу ненавистной ему матери и поэтому тоже её ненавидел, поэтому Руби часто приходилось убегать из дома, чтобы не драться с мальчиком.

Мало того, что домочадцы начали с раздражением поглядывать на долгожительницу, так ещё и смерть, протоптавшая дорожку к дому, внятно намекала на необходимость
готовиться в дальнюю дорогу. Одним из таких намёков стала эпопея с починкой компьютера, бывшего в то время единственным технологически сложным прибором в доме. Руби, не имея ни
малейших способностей к технике, всё же решила произвести починку, естественно, не выключая аппарат из сети.

Вполне возможно, что маразм, который крепчал у старушенции, сыграл свою благотворную роль, но где-то через полчаса перебоев в напряжении и истошных воплей Руби, которую
непрерывно трясло током,

домочадцы успокоились и даже прекратили работу тотализатора «На какой по счёту удар током старушка всё-таки преставится».

Старушка выжила, но окончательно повредила мозги. Оставаясь в прежнем сценическом образе (обгорелые клочья одежды и стоящие дыбом волосы), Руби отправилась в город, почему-то
решив, что у неё концерт.

Там на одной из площадей под крики и улюлюканье обывателей сонного Риверсайда Руби и преставилась.

Ирония судьбы заключалась в том, что эту же площадь облюбовала Хельга для своих обыденных экспериментов по наставлению рогов своему мужу.

Хотя, если учитывать физическое состояние Далласа, то поведение Хельги можно было охарактеризовать как вынужденную меру.
Семья настолько привыкла к неуязвимости Руби, что даже слегка всплакнула, вспоминая старушку.

Но, как ни странно, именно со смертью бабушки в семье Аддамс наконец-то начался сезон появления призраков, поскольку обитателям дома было неудобно перед соседями: такие изверги,
а собственных призраков нет. Оказавшись в компании любимой супруги, Фред моментально вылез в мир живых и активно занялся контролем своего дома:

таскался в сокровищницу пересчитывать богатства,

наконец-то поиграл в компьютер (при жизни руки как то не доходили), отмахиваясь от назойливых советов Амадея по игре,

повалялся на кровати

и уже было собрался пересчитать урожай денежных деревьев, как вдруг был злостно напуган Далласом. Учитывая, что при жизни у Далласа не было ни малейшего шанса совершить
подобное, то теперь он вволю поиздевался над призраком.

Вслед за супругом из могилы вышла и недавно почившая Руби, но её в первую очередь интересовало состояние любимого сада, поэтому, проконтролировав свои посадки,

она, отдохнув на новой кровати,

со спокойной душой отправилась обратно.
Приближалось знаменательное событие в истории семьи Аддамс: одновременно справляемый День Рождения Хельги и Амадея. В предвкушении хорошего скандала Хельга пригласила всех
своих бывших, а заодно и будущих мужчин; исключение составляла Джейн Кросби, с которой Хельга сошлась на почве безудержной любви к мужскому полу, постоянно обсуждая достоинства
и недостатки доставшихся им мужчин.

Естественно, для Амадея не пригласили никого; откровенно сказать, у него и не было друзей среди школьников.
Жители Риверсайда уже научились общаться с семейкой, поэтому для начала поздравили старичка Далласа, сказав, что украшение, которое преподнесла его жёнушка, ему к лицу,
намекая, естественно, на рога.

Но, к сожалению гостей, Даллас уже был в таком состоянии, что ирония до него не доходила, а напрямую издеваться над ним обитатели не научились. Что с них взять? Слабаки! В
нужный момент в своей любимой юбке по-самое-не-балуйся во двор вышла именинница. Мужчины перестали перемывать ей кости, начали судорожно соображать, кого же их них Хельга
наградит внеочередным званием Почётного мужа.

Задувая именинный торт, она наклонилась таким образом, что зад оказался перед глазами собравшихся, и кто не упал в обморок, тот и становился этим самым мужем. Им оказался
молодой Гектор Новчикс, попавший в число приглашённых случайно, поскольку Хельга решила действовать наугад и взяла из телефонного справочника первое попавшееся мужское имя.
Польщённый вниманием столь опытной матроны,

Гектор не смог устоять, хотя и пытался что-то лепетать типа «ах, мы ведь совсем не знаем друг друга…»

Естественно, что остальные претенденты тут же начали издеваться над парочкой, в первую очередь потому, что сами оказались лишёнными привилегий быть с Хельгой.

В результате всё закончилось как обычно безобразным скандалом, на который и рассчитывала Хельга.

При этом Амадей великолепно справил свой День Рождения самостоятельно, находясь в туалете.

Каждый получил своё,

а жители городка смогли ещё долгое время судачить по поводу Хельги и её мужчин.
Все эти обстоятельства личной жизни Хельги не могли помешать её успешной карьере в области науки.

Разросшийся до неприличных размеров сад позволил ей выделиться на фоне своих коллег, накормив вкусной и полезной пищей всех подопытных кроликов и мышей.

Вдохновлённая успехами, Хельга продолжила занятия садоводством, не забывая о любимой рыбалке, в которой они с сыном соревновались, украшая стены дома всё новыми чучелами редких
особей.

Как уже говорилось, Амадей был замкнут и нелюдим. Первое, что он сделал, это изменил свою внешность так, чтобы ни у кого не возникало сомнений, что он не такой, как все;
хотя всем невооружённым взглядом было видно, что парень – копия деда и в плане злодейства будет достойным продолжателем семейных традиций.

Его вражда с любвеобильной матерью

казалась многим наигранной, и практически никто не верил в то, что это всерьёз. В итоге выбор будущей карьеры оказался настолько очевидным, что по этому поводу даже слухи не
ходили.

Амадей учился и работал;

от деда унаследовал цепкость знаний и бескомпромиссность в достижении целей. В то же время именно эти качества сыграли с молодым человеком злую шутку: юный некроман, пытаясь
учиться на «отлично», овладевать навыками и стараться превзойти мать в умении рыбачить, постоянно находиося в ситуации стресса,

а уроки делал везде, включая своё любимое кладбище.

Оставшись единственной женщиной в семье, Хельга была вынуждена умерить свой пыл в отношении мужчин, поскольку на неё навалились домашние хлопоты,

да и сад, выросший до огромных размеров, требовал постоянного внимания. Изредка ей удавалось вырваться из дома, чтобы побезобразничать с одним из своих молодых поклонников.
Незаметно, ещё раз подтверждая своё сомнительное положение в семье, преставился Даллас. Никаких скандалов, криков, семейных сцен и неурядиц – всё тихо, скромно и очень
обыденно.

Верные своей семейной традиции, мать с сыном сначала не замечали умершего, а потом разразились безутешными рыданиями. Кстати, именно тогда, рыдая друг у друга на плече,

они решили, что наступило время переезжать,

поскольку с этим домом семью связывало огромное количество малоприятных воспоминаний.
Обладая классическими навыками склочников,

Хельга и Амадей умудрились истребовать себе новый участок под застройку рядом с прежним домом (для тех, кто не понял, для чего это было сделано: получив от отца в наследство
навык клептомании, Амадей собирался наносить краткие, но результативные визиты на прежнее место, продолжая собирать урожай денежных деревьев, которые, понятно, увезти с собой
семья не могла).

Строительство потребовало не так много сил и средств, как казалось вначале, и на сто с небольшим тысяч Аддамсы приобрели больший по размерам участок и построили дом, который
теперь не вызывал стойких ассоциаций с Гансом и Гретхен. В память об основателе внук с дочерью построили башню, в которую бережно перенесли так любимые Фредом драгоценности,
слитки золота и серебра, а также гитару Руби.

бабушка с дедушкой стали отрываться по полной, реализуя всё то, чего были лишены при жизни: играли в компьютерные игры, в приставку, смотрели телевизор.

Подобная реакция призраков могла происходить из-за того, что в спешке домочадцы забыли могилу Далласа, хотя понять по поведению призраков, одобряют или осуждают они такой поступок, было невозможно. Амадей сходил за останками своего отца в старый дом;

у подростка вообще лучше получалось общение с мёртвыми, чем с живыми.
Нельзя сказать, что дом постоянно наполнялся скандалами: сын с матерью сосуществовали довольно мирно, но именно сосуществовали.

Хельга была занята наукой и мужчинами,

Амадей зачитывался готическими сказками и всё свободное время проводил на кладбище.
Свой День Рождения Амадей встретил на кладбище;

он настолько устал, что заснул прямо на лавочке;

внезапно звук телефонного звонка разбудил его (кстати, это была просто ошибка номером, поскольку его мать, единственная, кто помнил про день рождения Амадея, была занята своим очередным ухажёром и только в душе радовалась отсутствию сына).

Итак, телефонный звонок разбудил Амадея.

Вокруг него, как прекрасные феи, летали призраки, которых смерть сделала одинаково очаровательными и волшебно-красивыми.

Амадей был совершенно очарован этими созданиями, так как чувствовал ту гигантскую разницу между ними и живыми людьми. Призраки смеялись, кокетничали, но как только Амадей приближался к ним, тут же скромно отворачивались.

Он в своей жизни не имел опыта общения со скромными женщинами (даже если эта скромность была наигранной), поэтому воспринимал происходящее как волшебный сон.

мать вовсю пыхтела в кровати с очередным мужчиной всей её жизни… Было настолько омерзительно находиться дома, что Амадей с большим трудом удержался от того, чтобы не сбежать прямо сию секунду; он уже привык спать на лавочке в парке, но питаться местными семечками ещё как-то не получалось. В итоге, поднявшись наверх и, устроив с Гектором безобразную драку,

чтобы хоть как-то отомстить матери за её равнодушие,

он хлопнул дверью и ушёл на работу.
Надо заметить, что Хельгу давно уже не смущали скандалы, связанные с её женихами, учитывая, что главным инициатором являлся её папаня, который и после смерти столь же неуспешно пытался следить за моральным обликом своей дочери.

Шепнув Гектору пару ободряющих обещаний на ухо,

она, засучив рукава, принялась разгребать проблемы, накопившиеся в доме. Хельга, при всех её положительных качествах скромной дочери и добродетельной супруги, олицетворяла собой персонажа Некрасовской женщины – экстремала ( ну, помните, любительницы останавливать коней в горящих избах). Успешно продвигаясь по карьерной лестнице и изображая единственную мадам Бовари всего городка, она ухитрилась достичь вершины садоводства, поддерживая сад на новом участке и не забывая о старом;

стать профессиональным рыболовом,

украсив стены дома всеми видами рыб, тем самым решив старую задачку отца о скупости, а также стать кулинарным гением.

Кроме этого, она достигла успехов в механике, самолично починив всю домашнюю технику; её приглашали в школы читать лекции,

также Хельга получала призы и подарки в различных конкурсах и соревнованиях.

Более того, её даже пытались переманить конкуренты!

Таким образом можно с уверенностью сказать, что весь дом Аддамсов держался на могучих плечах этой женщины, и даже старость не смогла с ней ничего сделать.

которая внешне была полным антиподом ненавистной матери (блондинка, высокая, стройная). Двигаясь по течению и не пытаясь трепыхаться в цепких лапках Яны,

он даже (вероятнее всего, находясь в состоянии аффекта) предложил помолвку,

и только своевременное вмешательство матери избавило его от преждевременного брака.

Итак, после очередной ссоры Амадей всё свободное время проводил на кладбище. Днём он работал, поднимаясь вверх по «карьерной» лестнице

а ночью общался с призраками, находясь при этом в таком восторге,

что даже не мог точно определить, какая из этих фей нравится ему больше.

Этот вопрос решил случай. Он познакомился с призраком девушки, умершей от голода.

Будучи в то время одержимым идеей найти себе спутницу жизни, полностью противоположную своей матери, которая никогда не упускала случая подкрепиться всем, что не было заблаговременно прибито гвоздями,

образ умершей от недоедания в борьбе за фигуру Мэри Лу поверг его в шок. В тот же вечер он привёл «девушку» домой; абсолютно не реагируя на вопли матери и завывания домашних призраков,

Амадей накормил её,

а буквально через несколько дней он угостил её амброзией,

изготовленной Хельгой в процессе кулинарного эксперимента

(запасы этого блюда хранились вместе с любимым медведем Фреда в потайной комнате).

Очаровательный призрак превратился в худосочную крашеную блондинку

с задатками великовозрастной идиотки,

но это не остановило Амадея, и в тот же вечер он затащил Мэри Лу в кровать.

Как уже говорилось, Хельга внимательно следила за происходящим в доме. Против ранней половой жизни сына она не имела ничего, но вот образ призрачной идиотки с ужимками худосочной обезьяны и бёдрами, позволяющими нормально родить только пачку творога, категорически отказывался складываться в её голове.

С горя она вспомнила про Яну, которую отвадила их дома, ещё не понимая, что всё может быть гораздо хуже. Позвонив ей, Хельга извинилась и пригласила девушку полюбоваться на безобразия, творимые их Амадеем. Официально помолвка не была расторгнута, и Яна имела полное право находиться в доме, чем и воспользовалась, устроив сцену ревности своему жениху.

К сожалению Хельги, план не сработал: Мэри Лу была вечной дитятей, поэтому даже не обратила внимания на скандал,

а Амадей был настолько ею увлечён, что проигнорировал даже то, что его собственная постель, где они собирались в очередной раз предаться любви с Мэри, занята.

Проведя в доме почти сутки, Яна не добилась ничего, но, уходя домой, получила заверения Хельги, что соответствующая работа по искоренению этой мерзавки Мэри будет продолжена. Идиллическая любовь Амадея и Мэри закончилась внезапно: как всегда в романтические дела вмешалась грубая проза жизни, и Мэри Лу оказалась бесплодной. Вполне возможно, это связано с конституцией девушки или с тем, что некоторое время она была мёртвой, но, несмотря на все старания Амадея, зачать ребёнка не представлялось возможным. Хельга со свойственной ей деликатностью несколько раз вскользь упомянула об этом, проводя инспекцию интимной жизни сына.

Последней попыткой что-то изменить стал День Рождения, который устроил Мэри Лу Амадей, но, как сами понимаете, ничего не изменилось!

Расстроенный, он вышел на улицу, а в это время Хельга занялась бывшим призраком. Теперь невозможно узнать, что на самом деле произошло в доме Аддамсов, но поскольку у Мэри Лу не оставалось родственников, то неудачливая невеста исчезла тихо и незаметно.

а буквально через сутки довольная собою Хельга обзванивала гостей, приглашая их на свадьбу сына.

Яна в отличие от Мэри Лу идеально подходила под высокое звание Женщины семьи Аддамс. Клептоманка и лежебока, без колебания расставшаяся с натуральным цветом волос и переодевшись в семейные цвета Аддамсов,

Яна не только в первую же брачную ночь забеременела, но и ухитрилась вытащить своего мужа с кладбища,

устроившись вместе с ним в Корпорацию негодяев,

а на свадьбе ухитрилась так общаться с гостями,

что это торжество стало первым, получившим положительную оценку приглашённых.

Денег в семейный бюджет она принесла немного,

но благодаря ей в доме впервые появилась автомашина, перекрашенная Яной в любимые цвета Аддамсов
.

Именно на ней самостоятельно она отправилась в роддом и вернулась с маленькой Амандой.

Что они только ни делали, дабы продемонстрировать нахальной девчонке, кто хозяин в доме!

В итоге всю беременность Яна была вынуждена наперегонки с призраками носиться по дому в поисках места, где она могла бы спокойно поспать,

поэтому первым же требованием молодой мамы своему муженьку стала перестройка дома. Было добавлено крыло, в котором расположились атлетический зал, новая спальня Аманды и комната отдыха.

Вообще, как справедливо полагали призраки, Яна за короткое время сумела войти в состав семьи Аддамсов и стать необходимой не только мечтательному вору и лентяю Амадею, но и великолепной Хельге, которая, как мы знаем, вообще не страдала излишним человеколюбием и уж если принимала человека, то за отдельные и значительные достоинства (недостатки). К тому времени Яна даже не была злой; забегая вперёд, скажем, что ей пришлось много и упорно работать,

чтобы сменить черту характера и стать, как и все Аддамсы, злой.

Но уже тогда хрупкая (по сравнению с Хельгой) девушка не оставляла никаких иллюзий на свой счёт: она была истинная Аддамс.

Что бы ни делала эта девушка (занятия в тренажёрном зале,

совершенствование электроприборов в доме,

пробежки по улицам,

визиты в богатые дома),

всё это делалось для того, чтобы завоевать большее уважение и одобрение Хельги, добавить очков в картере преступницы или заработать денег на невинных развлечениях, которые почему-то назывались воровством.

В отличие от Далласа, который до конца дней стеснялся своих привычек прихватить что-нибудь чужое, Яна вместе с мужем поставила процесс контроля содержимого богатых домов на поток. Сначала они как бы пробегали мимо, занимаясь спортом, потом заходили в гости «буквально на минутку», затем один (обычно Амадей) отвлекал внимание хозяев, а вторая прихватывала из комнаты то, что, по их мнению, плохо лежало.